— Это демонстрация рогов, некстати выданных бодливой корове, — так же негромко ответил Кардинал. — Я иду. Начинаем.
— Так много нужно тебе рассказать, — Алина сделала еще один шаг, входя в холл. Боковым зрением слева от себя она увидела Репу, застывшего с напряженным лицом. Он облизнул губы. Алина подняла один палец, указала назад и сделала последний длинный шаг. Гронский подошел к ней вплотную и тоже оказался в холле. Алина зажмурилась.
Мейлах снова входит в комнату и нажимает кнопку на пульте. Тишина. Звенящая тишина, наполненная ярким электрическим светом. И вдруг смех повторяется вновь, короткий, истеричный хохот сумасшедшей, прямо здесь, в комнате, рядом, и несется он из верхнего угла комнаты, как раз над кроватью.
Через двадцать минут они сидели на кухне: большой, пустынной, старой, со стенами, покрытыми желтой, местами облупившейся краской, множеством каких-то труб, стальными кольцами выступающих из стен под потолком, скрипучим деревянным столом и древней газовой плитой. После душа Алина чувствовала себя если и не заново родившейся, то уж точно обновленной, бодрой и с наслаждением пила горячий крепкий чай из большой кружки, пытаясь сосредоточиться на том, что говорит Гронский, и отвлечься от мыслей о необходимости снова накраситься.
— Жаль, — говорит он. — Я надеялся, что за ним все-таки пришли. Смерть требует к себе уважения, а это… ну ни в какие рамки не лезет.
— Это кто сказал?! Ваш Мастер?! — Абдулла сорвался на крик. — Тогда дайте мне с ним встретиться и поговорить! За те деньги, которые я ему сделал, он в жопу меня целовать должен!