Алина подошла ближе, подергала за круглую ручку: дверь была заперта на механический замок. Не особо рассчитывая на успех, Алина вставила стальной ключ в чернеющую скважину, и он неожиданно легко повернулся все четыре раза. Дверь открылась. Сразу за ней, на расстоянии полуметра, оказалась еще одна дверь, деревянная, рассохшаяся от времени, покрытая чешуйками облупившейся краски. Алина толкнула ее, и та с легким скрипом отворилась. Пахнуло сыростью, и прямо перед ней распахнулись темные недра старой квартиры в том самом заброшенном доме, к стене которого примыкал медицинский центр. Алина поколебалась несколько мгновений, но все же сделала шаг и вошла в затхлую тьму.
Я возвращаюсь в бар и вижу, как Ира Орешкина выливает в пивной бокал маленькую баночку энергетика, а потом до краев доливает бокал водкой. Судя по ее неуверенным движениям, проделывает это она сегодня уже не в первый раз. Я сажусь напротив нее и закуриваю. Некоторое время она молчит и только делает несколько жадных глотков. Я не тороплю ее и ни о чем не спрашиваю. Она тоже видела тело.
К восьми часам вечера Алина чувствовала себя совершенно измученной от переживаний и огромного количества информации, свалившихся на нее сегодня. Но она была вынуждена признать, что странный бледный субъект в черном пальто, с карточкой похоронного агента и запахом застарелого алкоголя, удивительным образом почти во всем оказался прав.
Косяк икнул сильнее прежнего. Маклай покосился на него: парень был бледным и надувшимся, как большая жаба, словно пытался напряжением щек и мышц лица успокоить тошнотворные волны в желудке. Он еще раз икнул и поправил под бушлатом тяжелый автомат с коротким стволом.
— Возможно, есть что-то, чего ты хочешь лично для себя, Вильям? Может быть, у тебя есть какое-то желание, выполнить которое я в силах?