Алина сидела на переднем сиденье и наблюдала через лобовое стекло, как Гронский расхаживает взад и вперед под дождем, с кем-то разговаривая по телефону, потом убирает трубку, снова ходит, меряя узкую улицу шагами, и опять входит во двор. Алина терпеливо ждала.
— О да, — отвечаю я, рассматривая обгоревшее до неузнаваемости тело. — Выставляетесь?
— Я все равно буду ждать. В любое время. Не могу сказать, что хочу, чтобы дела у тебя пошли плохо, но надеюсь, тебе понадобится моя помощь. Ты знаешь, я могу быть полезной. Должен же кто-то подавать тебе огнеметы, отвязывать от кроватей и помогать в отношениях с женщинами.
— В самом начале сентября я хоронил девушку. На месте происшествия быть не довелось, но тело я видел. Это было очень похоже на то, что пришлось увидеть сегодня утром: такие же раны, так же разорвана грудь. Отсутствовали некоторые внутренние органы: сердце и, кажется, еще селезенка. Думаю, что вы уже увидели нечто похожее сегодня, когда исследовали тело. Родные сказали, что на девушку напали собаки, когда она возвращалась домой из ночного клуба.
— Да, два года. Как летит время! Когда ты позвонил сегодня, я даже подумал, что оно вдруг повернуло вспять. Подумать только: труп человека, упавшего с высоты на крышу машины! Застреленный автоматчик! — Кардинал с легкой улыбкой покачал головой, как отец, втайне гордящийся озорными выходками сына. — Ничего подобного ты не вытворял уже, наверное, года три?
Эдик криво ухмыльнулся в ответ, выловил пробегавшего мимо долговязого официанта и попросил счет.