Судьбы каждого из пятерых когда-то очень давно соприкоснулись с судьбой самого Кардинала и, подобно тому, как притягиваются друг к другу капельки ртути, слились с ней воедино, и жизненный путь их, отклонившись от первоначального направления, продолжился здесь, по эту сторону дымчатого стекла. Они не были для него сотрудниками или подчиненными; они были командой, безоговорочным лидером которой являлся Кардинал, авторитет которого основывался не на власти руководителя, а на глубоком уважении и безграничном доверии к нему всех пятерых. Только один из них постоянно жил здесь, в доме Кардинала, вместе с тремя десятками невидимых и бесшумных людей, обеспечивающих работу различных служб штаб-квартиры. Остальные могли быть везде и нигде: за пределами города, страны, мира, занимаясь своими делами, иногда появляясь и снова исчезая по собственному усмотрению, но всегда готовые явиться в случае необходимости по первому зову. Последний раз такая необходимость возникала полтора года назад и вот снова появилась сейчас.
— В последний год этой книгой не интересовался вообще никто. Но за два года до этого на протяжении почти семи месяцев ее почти каждый день брал один и тот же человек. И его же имя встречается почти на всех формулярах редких книг, с которыми он работал примерно в тот же период.
Алина потянулась, заметив, что полулежит, скрючившись под пледом, за окном уже глубокая, безнадежно поздняя ночь, а чашки, бокалы и бутылка убраны со стола.
Коридор кажется бесконечным. В плотной сдавленной человеческой массе передо мной мелькает лицо девушки: растрепанные светлые косы, перепуганный взгляд, большие голубые глаза, потрепанная гимназистская форма. Я понимаю, что она что-то спрашивает у меня, но не словами: вопрос звучит у меня в голове, и я не могу разобрать его смысла. Вместо ответа я нахожу ее руку, нежные, теплые пальчики, и пытаюсь ответить, что все будет хорошо, но слова не звучат, и мне остается только крепче взять ее за руку и смотреть в испуганные глаза, которые она не сводит с меня.
Через час все куски головоломной мозаики сложились наконец в единую картину, сюжет и образы которой могли бы заставить побледнеть самого Иеронима Босха. Оставалось только удивляться, как я мог так долго и безуспешно терзаться вопросами, ответы на которые в буквальном смысле слова держал в руках.