Я не знаю, сколько прошло времени. Час? Два? Наверное, не меньше, потому что руки и ноги, растянутые в стороны и крепко привязанные ремнями к опорам широкой кровати, уже совершенно затекли, и я не чувствую их, когда пытаюсь пошевелить пальцами. Зато все остальное тело стало как будто особенно чувствительным, и горячий густой воздух обжигает обнаженную кожу, как пар в раскаленной бане. Сквозь колышущееся жаркое марево и пряный тяжелый дым благовоний я с трудом различаю очертания комнаты, а причудливые узоры толстых ковров на стенах дрожат и шевелятся, как обретающие плоть бредовые видения. Вот жрецы с длинными остроконечными бородами поклоняются женщине с телом змеи, восседающей на престоле из черепов; раненая львица присела на задние лапы, готовясь к последнему прыжку, а из-под левой лопатки по оранжевой шкуре обильно струится багряная кровь; странные узоры, похожие на тибетские мандалы, разбегаются круговыми лабиринтами, втягивая в себя взгляд, а вслед за ним и сознание. На массивных полках горят толстые черные и красные свечи и масляные светильники, дымятся удушливыми ароматами медные курительницы, блестят тусклым золотом причудливые статуэтки.