— Есть ли что-то, что я могу сделать для тебя, Вильям? — наконец спросила меня леди.
Шут убрал телефон и посмотрел на женщину.
— Ты исчез почти на два часа. Еще немного и я начал бы уже очень серьезно беспокоиться. И искать.
— Вот твой кофе, — говорит Марина, ставит передо мной дымящуюся бодрящими ароматами чашку и остается стоять рядом. Нас разделяет только стойка. Я сижу и смотрю на ее руки, лежащие на темной деревянной поверхности — такие легкие, красивые и изящные.
Она сделала глоток зеленого чая и взглянула на Гронского. Синяки и ссадины на бледном лице превратились в смутные тени. Под белой рубашкой просвечивали повязки на груди и левой руке. Алина машинально прикоснулась кончиками пальцев к своей щеке: три длинные царапины уже давно перестали болеть и кровоточить, превратившись в розовые отметины на светлой коже.
Назвав Мейлаха «молодым человеком», Роговер сразу добавляет себе лет десять — пятнадцать возраста. Сколько же ему на самом деле?