— Он вошел. — Маклай быстро засунул мобильный телефон в карман. — По местам все.
Кардинал прикрыл дверь и подошел к своему рабочему столу. Гронский смотрел, как он открывает нижний ящик и достает оттуда небольшую картонную коробочку.
— А кто в восемнадцать лет не согласился бы пройти обучение в настоящей шпионской школе и стать секретным агентом? К тому же это было начало девяностых годов, и тогдашние первокурсники еще помнили детские мечты о том, чтобы стать космонавтами, летчиками, разведчиками и шпионами — вообще людьми героических и необычных профессий, чтобы заниматься настоящим делом. В то время никто не мечтал с детства быть коммерческим директором или бренд-менеджером.
Маклай говорил спокойно и негромко, не сводя взгляда с Алины. Это всегда хорошо действует после того, как жертва избита. Очень важно создать ощущение, что все еще может закончиться хорошо. Нужно дать инстинкту самосохранения человека, его надежде на жизнь хоть какую-то зацепку. Надо нарисовать то будущее, в котором человек окажется, когда они уйдут. А они обязательно уйдут, только нужно просто ответить на вопросы. И тогда все снова станет как прежде.
Лицо Роговера складывается в презрительную гримасу, и он фыркает так, как будто хочет чихнуть и плюнуть одновременно.
Алина, в форменной полицейской куртке поверх пиджака, подошла к Гронскому. Он по-прежнему сидел на камне и курил, глядя перед собой. Алина села рядом.