Вывалив остатки добра, я захромал в каюту. Лина по-прежнему вжималась под левое плечо, не желая вылазить из уютного полуобъятия. Внутренний карман брюк оттягивала часть заныканных ништяков. Ну ведь должен же у меня быть свой командирский неприкосновенный фонд?!
Хочешь – в гостеприимно распахнутые шлюзы взлетной палубы. А хочешь – в уязвимое подбрюшье, проламывая переборки и стремясь добраться до бронированного сердца корабля.
Имплант подсвечивает уязвимые точки – места поврежденного заводского набора брони. Ярко сверкает приоритетная цель – раскрошенная, покрытая мелкими трещинами пластина бронекомпозита. Похоже, что на это место пришелся удар «фростера» с последующим кинетическим воздействием от того же импульсника, а может, и вовсе пулевого ротора.
– Без разницы! Все, отвянь! И не лезь под руку! Коротну случайно разъемы – от нас одни ботинки останутся. Мои. А твои пластиковые обмотки заламинируют горелые ступни…
Невидимые захваты перегрузили мое тело в прозрачное нутро хирургического бокса. Над головой заелозил сканер, тонкие роботизированные лапки замелькали вокруг, вставляя иголки капельниц, готовя операционное поле и совершая десятки непонятных мне манипуляций. На крышке саркофага замигали отблески голубых и зеленых лазеров.
– Я не имею средств огневого воздействия на тяжелого армейского бота. Единственный вариант – самоподрыв реактора. Либо, если имеется желание сохранить жизнь разумных в сфере радиусом до пятидесяти метров, возможно нецелевое использование элементов энергоконтура. Мощность аннигиляции одной пластины аккумуляторного блока эквивалента подрыву семи грамм универсального ВВ. Таких пластин у меня в сборке пятьсот двенадцать. Не очень много, но для создания нескольких зарядов – хватит…