Хрипит, не то водой, не то кровью своею, изо льда выплавленною да вскипевшей, давится. Но снежные когти крепко вошли в Арееву спину… и алое течет, мешается с грязью, с водой…
— Деву, чья краса — свет моего сердца, а норов тих и ласков…
То, безымянное, умеет таиться, пусть и тяжко ему.
Кто нонешним годом до лесу ходил? Грузди те же резал, в короб складывая бережно, чтоб не поломались хрупкие шляпки. Кто рыжики собирал аль масляты… кто бузину драл? Калину?
…аль дружок старый придет, поманит за собою…
— А это ты сама понять должна. — И усмехнулся этак хитро, аккурат как тот цыган, который в позапрошлым годе пытался бабке моей коровенку всучить, дескать, молочная зело, и не молоком — чистыми сливками доится, по три ведра на дню дает.