— Люди? — Лойко лук опустил, а Ильюшка, напротив, поднял.
— Евстигней, — представился другой, на рубашке которого виднелись черные бусины.
В двери постучал вежливо, а Хозяин и открыл, стало быть, ежели жених, то и положен ему почет всяческий. А меня такая вдруг злость разобрала! И весь настрой праздничный что рукою сняла.
— Видишь, как тела хорошо сохранились? Ни малейших следов разложения, не говоря уже о зверях… или червях.
— Ты лучше скажи, Зославушка, полегчало ли? — И вновь улыбается ласковою улыбочкой, которой нету у меня веры. Знаю, не способная она ныне на ласку.
— А ты что, студиозус, думал без библиотеки обойтись?