Жандарм уехал, Ротбауэр посмотрел в сторону леса и с усмешкой кивнул.
Ротмистр что-то пробормотал, по-видимому, ругаясь вполголоса. Ему сейчас плохо.
А требовал он выделить ему немедленно с десяток кавалеристов, чтобы он мог настигнуть… да-да, того самого князя Трубецкого. Словно весь мир помешался этим утром на русском князе с этим совершенно непроизносимым именем. И где прикажете взять десяток кавалеристов в пехотном батальоне? Даже если ссадить с лошадей офицеров… да кто из офицеров, сидящих в седле, отдаст вот просто так… даже самому важному штабному капитану… да кому угодно, кроме разве что генералу или маршалу, свое транспортное средство?
Солнце уже село за деревья, почти совсем стемнело.
А народу было много. Армия, понятное дело. Причем помимо тех, кто двигался в строю, по обочинам шли раненые: с перевязанными руками, головами — все, кто мог двигаться и не желал упускать свой шанс добраться до Москвы. Солдаты бежали из госпиталей и лазаретов, превозмогали боль и слабость… и шли-шли-шли… Кто-то не выдерживал и падал, через него переступали… оттаскивали к обочине и шли дальше.
Это голос кузнеца Афанасия. Нормальный мужик, спокойный, обстоятельный. И смотри, вступился…