Скрипнула дверь, на крыльцо вышел французский офицер.
Наполеон полагал, что к началу войны его Великая Армия имеет в своем составе пятьсот девяносто тысяч шестьсот восемьдесят семь человек при ста пятидесяти тысячах восьмистах семидесяти восьми лошадях. Более того, с учетом союзных солдат, включая Польшу и Германию, официальная численность Великой Армии вроде бы достигала шестисот семидесяти восьми тысяч человек… плюс-минус несколько тысяч.
Каховский потом, разогревшись, уже и в Императора был готов стрельнуть, даже не в спину, а в лицо, когда тот к площади приехал, но не выстрелил — то ли пистолет отказал, то ли не смог прицелиться толком. Свитского одного подстрелил, да. Очень настойчивый борец за свободу народную.
— Но ведь попробовать стоило… — сказал француз. — Вокруг столько дурачья, искренне верующих в честь, благородство и совесть… В их парадное романтичное воплощение…
А если не освободит, то и так ладно будет, с деньгами даже в крепостных можно жить.
Это голос Силантия. Вот ведь сволочь — капелька! Чертов бунтарь, барин ему, видите ли, не нравится. Нежный слишком для него барин. Вот только встану, пообещал себе Трубецкой, рыло начищу до медного блеска. Я тебе, скотина…