— В конце концов, все мы пошли воевать, чтобы стать богачами, — сказал Люмьер.
Трубецкой медленно поднял пистолет, прицелился в темный силуэт на фоне окошка. В голову. Положил палец на спусковой крючок.
— Ладно. — Трубецкой вздохнул и протянул трубу корнету. — Смотри, наслаждайся. Во-он дорога поворачивает к березовой роще, видишь?
— Эк вы меня поддели, злой вы человек, Сергей Петрович… — Ротмистр покачал головой. — Ничего, как-то уже сложится, получится… Пересекутся дорожки… А нет, так вы передайте в мой полк, что случилось, и наперво — кто это сотворил… Передадите?
— То, как вы ведете войну, обсуждается и у нас, и у французов. И, к моему глубочайшему сожалению, у нас ваши способы войны даже и не осуждают. Рассматривают как остроумную выходку это ваше объявление войны, а то, что вы казните и пытаете пленных, — так это слухи, которые распускают французы. Не может русский дворянин и офицер позволить себе такое.
— Полагаю, потому, — сказал князь, — почему нет у гусар коричневых чекчир…