А вслед за воплем ворвался и обладатель этого раздражающего голоса – мальчик лет шести с огромной булкой хлеба наперевес. За ним буксиром тащился отец с обреченным видом. Лебеди при виде новых лиц в беседке опять оживились. Но теперь их шипение и скрип были направлено на вновь прибывших, у которых такие звуки протеста не вызвали. Наоборот, ребенок очень обрадовался и начал отщипывать небольшие кусочки хлеба и бросать их птицам. Хлеб убывал медленно, вызывая у меня острое желание помочь бедным птицам справиться с ним поскорее – ведь тогда мы с Кудзимоси опять останемся вдвоем. Но тут я заметила, что по мостику, соединяющему берег с нашей беседкой шла семейная пара уже с тремя детьми, и поняла, что поцелуй тут не получится. Как говорила моя бабушка, нужно уметь достойно проигрывать, поэтому я сделала вид, что уже вдоволь насмотрелась на водоплавающих, и предложила своему спутнику покинуть это неуютное место.
– Так получилось, – печально сказала я. – Подруге стало нехорошо. Она такая впечатлительная. Но мы непременно придем еще, особенно если Ясперс будет. Он так увлекательно говорит.
– Я платье вернуть не могу, – Ильма стояла красная от смущения, но глаза не отводила. – Оно после бала оказалось и порвано, и в пятнах. Поэтому я хочу узнать, сколько оно стоило, и вернуть деньги.
Посмотрела я на него с некоторым сомнением. Все же появление в публичном месте с подобным типом вполне может скомпрометировать девушку. С другой стороны, мы же не целоваться с ним будем? При мысли об этом я неожиданно испытала легкое сожаление и поняла, что пора с Мартина стребовать хотя бы необходимый минимум в этом вопросе…
– Я предпочитаю держаться подальше от вас и вашего сына, фьордина Нильте, – твердо сказала я. – И никуда я с вами идти не собираюсь.