Народ устал, это было видно. Скорость снизилась, несколько женщин, подойдя ко мне, сообщили, что бодрость у них здорово упала.
– Твоя правда, – признал я. – Забирай, девчуля, и обувь, не дело тебе босиком бегать. Они тебе великоваты будут, конечно, но не беда – травы в них напихаешь.
– Вот только поди знай, что хуже, – негромко сказал Герман. – Конечная смерть или вот такая, как здесь, с переходом в качество Иванов, родства не помнящих.
Я приобнял Настю за плечи, и даже в сумерках стало заметно, что ее щеки покраснели.
И показал на меч доисторического титана, который так и стоял у стены.
– А писало я тебе выдам, – заверил его я.