Камни покачнулись и, хрустнув, осыпались на песок мелким щебнем, подняв вокруг облака пыли. Твою же, через три клюза вперехлест! Это мастер?! Это?! Это, мать его за ногу, гранд! Безусый мальчишка с гормональным штормом – натуральный гранд!!!… Хана городу…
— Соображаешь, — это, типа, комплимент был? Я хмыкнул… но мысли мои тут же перескочили на письмо, и я потянулся за следующим листом дорогой плотной бумаги с вензелем Громовых. А дочитав его до конца, чуть не застонал.
Выбравшись из карьера, и оказавшись на шоссе, я, мысленно поблагодарив родителей Кирилла за наследственность, очистил воздухом свою одежду… насколько это было возможно, и поднял руку. Автостоп, он и в другом мире, автостоп!
— Ну, вот и приехали. Сейчас зарегистрируем твои документы в Герольдии и… Чуешь запах свободы, Кирилл? — Гдовицкой улыбнулся, протягивая мне папку с бумагами об эмансипации, которые Федор Георгиевич с боем заставил подписать своего отца, и кивнул в сторону огромных дверей, ведущих в этот оплот боярской спеси. Я глубоко вздохнул и двинулся вверх по широкой лестнице.
— Я им так и сказал, — ответил он на мой вопросительный взгляд. — Но отговорить Линку не смог.
— Это ваши домыслы. На полигоне я сделал все, что мог, — качаю головой.