— Как всегда, дипломатичен, — качнул головой Гдовицкой, и, словно задумавшись, заговорил отрешенным тоном. — Ты же читал мою подборку и понял, что эмансипация и изгнание, вещи совершенно разные, так? О последней нет записей в законах, нет информации в толкованиях… Это традиция. Старая боярская традиция, о которой всем известно, но которую никогда не внесут в законодательство, даже касающееся бояр. Несовершеннолетнему, изгнанному из рода, даже просто выжить тяжело. И путь наверх закрыт, абсолютно, то есть, у простолюдинов, и то возможностей куда больше. Никто не возьмет изгнанного в боярские дети, никто не примет его на серьезную должность, будь у него хоть пять высших образований… понимаешь? Ни при каких условиях. А ведь, в твоем случае, всё и так к этому шло. Думаю, аккурат на шестнадцатилетие, с наступлением частичной дееспособности, тебя и изгнали бы. А там, пара лет в интернате, с обучением какой-нибудь востребованной, но низкооплачиваемой профессии, и лети, пташка. Единственная возможность выйти в люди, у тебя появилась бы только в одном случае, если бы ты сбежал за рубеж. Да и то… если очень-очень сильно повезет. Тамошние одаренные осведомлены об этой традиции ничуть не хуже, и выгоду свою понимают. Так что, если перед ними встанет выбор между принятием на работу или на службу некоего изгнанника, и сохранением добрых отношений с русскими партнерами, они выберут второе. Как говорится, ничего личного, только дело…