— Отец Фома, из братства отцов проповедников ордена Святого Доминика. — Я сдержанно кивнул, хотя злость продолжала сдавливать горло, и мне все еще очень хотелось прирезать усатого латника. — Потрудитесь объяснить мне, виконт, с какой стати ваши солдаты захватили меня столь бессовестным образом.
— Да, не удивляйся, в данном случае я не поддерживаю официальную позицию церкви по некоторым причинам… — Старик допил сидр, поставил кружку на стол, секунду помолчал и продолжил: — Ты плод любви, Жан… запретной, но любви. Ты достоин заменить своего отца. Ты обладаешь для этого всеми качествами. Ты вырос на моих руках. Я тебя люблю как собственного сына. И мне достаточно этих причин, чтобы не соглашаться с твоим нынешним положением. Но, увы… этого мало. Тебе лучше смириться. Война же лишь ввергнет наши земли в пучину раздора и не принесет тебе ровным счетом ничего.
— Не богохульствуй, еретик. А то сейчас сам тебя дубиной благословлю… — беззлобно ругнулся я.
С ними, насколько я знаю, никто в эти времена не церемонился. Ничего против них не имею… в своем времени, но, к сожалению, я сейчас не в нем. Главное сейчас — не выдать себя излишней толерантностью и терпимостью. Последствия могут быть совсем непредсказуемыми.
— Касание! — воскликнул барон. — Виконт ведет.
— Почему ты не запираешься? Ты же знаешь, что с тобой сделают.