– Мне кажется, тебя пожалела та часть Двуединого, что была доброй, – сказала Надя. – Ведь верно?
А третье – третье насылало на саму Надю «фриз».
– Я вас не смущаю, мальчики? – Она лукаво улыбнулась.
– Ранним утром! Едва лишь краешек солнца появится на небосклоне – выходишь в поле, начинаешь собирать бутоны. С добрыми мыслями, с улыбкой на губах, можно с тихой песней…
У входа в садик я навесил на себя простое, но очень удобное заклинание «свой парень». После этого можно было не беспокоиться, как пройти мимо охранника, что подумают попавшиеся навстречу нянечки и воспитательницы – каждый из них видел во мне кого-то знакомого, привычного, имеющего право тут находиться. Охранник сердечно пожал мне руку, воспитательницы улыбались, даже суровый похмельный электрик, возившийся с лампой дневного света, выдавил скомканное приветствие.
Кабинет разгородило мутным белесым Щитом – даже сквозь него пылающая сеть грозила выжечь сетчатку. Двуединый пошатывался, пытаясь устоять, – а сеть сияла все ярче, энергетические линии утолщались, превращались в канаты, ощетинившиеся иглами разрядов, резали его плоть, входили в тело.