Белки в кедровом лесу оказались огромными, злющими и скандальными. Чужаков, покусившихся на их земли, они не жаловали. Перепрыгивая с ветки на ветку, негодующе орали «чак-чак», баламутя спокойную тишину. Одна нахалка даже запустила в Ра-тона пустой шишкой, но промахнулась, и тот погрозил ей кулаком, чем заработал новую волну возмущенных воплей.
Сила, заключенная в хилсс, начала действовать на плетение заклятья-обманки, и то «поплыло». С каждой секундой Гафуру становилось все сложнее удерживать его в руках.
Высотой в человеческий рост, черен, как долгая северная ночь, в верхней четверти он переходил в нечто, напоминающее позвонки. Те, в свою очередь, заканчивались набалдашником в виде оскаленного человеческого черепа. Знающим людям посох говорил о многом. Впрочем, как и незнающим. И те, и другие предпочитали держаться подальше от его обладателя.
В круге, который создавали дольмены, стоял потемневший от крови каменный жертвенник. Рядом с ним в землю оказались воткнуты копья, которые, словно ярмарочные ходули, были обвязаны множеством разноцветных тряпочек и лоскутков. На каждом из копий — козлиный череп. Последние из жертв, принесенных Угу.
— Никто из Детей Ирбиса не занимается темным колдовством.
— Я просил не называть меня варваром, колдун. И я доведу тебя. Моя семья в долгу перед тобой.