На баррикадах, перегораживающих улицу, и в окопах, в развалинах домов занимали позиции для своего последнего боя раненые. Некоторые из них с трудом могли передвигаться, но оружие держали крепко. У многих был только один «рожок» в автомате: больше им не отстрелять… Да и перезаряжать проблематично, если вторая рука в гипсе.
Вскоре пленного украинского летчика куда-то увезли. Наверное, чтобы обменять на кого-нибудь из своих пленников. Константин Новиков искренне надеялся, что у этого украинского майора осталась хоть капля офицерской чести и он пустит себе пулю в висок.
– Смените флакон с физраствором. Начинаем, нужно обработать рану и выпустить воздух, иначе он умрет. Скальпель, шприц на двадцать «кубиков» с длинной иглой, – старший лейтенант медицинской службы быстро выполнял манипуляции в ране. Он понимал: промедли на секунду, и все – пациента уже не спасти. – Зажим, придержите вот здесь. Хорошо, легкое расправляется. Промываем рану, ушиваю листки плевры.
– Который час? – поинтересовался Новиков у часового.
Здесь властвовал высокий мужчина средних лет в легком «бронике» поверх отглаженного камуфляжа. На бедре, рядом с массивной деревянной кобурой-прикладом «Стечкина», – старый, еще советских времен, офицерский планшет. Каска с камуфлированным матерчатым чехлом зацеплена ремешком за лямку бронежилета. Поблескивали сдвинутые на лоб очки. Несмотря на седину, тронувшую короткий ежик волос и усы, наверное, и давшие звучное прозвище, держался командир прямо. На погонах поблескивали четыре звездочки. Видно, что воинское звание Чапай получил еще в Советской армии.
На пороге православного храма стоял солдат с красным крестом, в бронежилете. Свет, падающий за его спиной, образовал ореол.