– Не стреляй! – сербский снайпер опустился на одно колено, сменил отстреленный десятизарядный магазин винтовки и лязгнул затвором.
– Заметано! Как раз то, что нужно. Тем более что я – левша.
Та молча отирает куском стерильной марли, зажатой в изогнутом корнцанге.
– Да, организую караулы, службу. И, если что, можете использовать моих ребят как санитаров. Тогда, на баррикадах, я тоже охранял медиков из Добровольческого отряда.
Двое вооруженных до зубов бойцов притащили одного из них в приемный покой 4077-го отдельного медбатальона. Голова пленного была замотана бинтами. Подняв глаза, нацгвардеец увидал перед собой недавнего заложника.
Тонкая хирургическая нить стягивала линию разреза. За усталыми плечами военврача остались три часа тяжелой операции, кровь, та, что была разлита на операционном столе, и та, что по каплям поступала в вены раненого, восполняя потерянный объем. В эмалированном ведре у ног хирурга в темной крови лежали ватно-марлевые тампоны, обрывки бинтов, осколки, выковырянные из внутренностей двадцатилетнего ополченца.