— Дуся! — воскликнул он и, раскрыв руки, поспешил к ней. Подхватив Евдокию, Аполлон стянул ее с железной лестнички. — Дуся, что ты там все возишься?
— «Мой собеседник с немалым стеснением признался, что в минуты сильнейших волнений он отращивал хвост наподобие коровьего, а такоже жабры и чешую. В дальнейшем, естественно, он научился управлять этой своей способностью. И на глазах моих продемонстрировал невероятную гибкость тела, отрастив перепонки меж пальцами…»
Запах был старым, и не запах даже, а… так, премерзейшее ощущеньице, от которого чешуя на шее дыбом становилась.
— Сейчас, моя славная, поговорим… заждалась небось, замучилась… а потом я тебя в храм снесу, пущай благословят… — Он беседовал с костями тихим голосом, в котором прорезались нежные мурлычущие ноты. И следовало сказать, что к покойникам, в большинстве своем, Аврелий Яковлевич относился с немалым уважением. — Платье тебе купим, белое, с лентами, чтоб как у невесты… ты ж невестушка и есть… вот отпоют жрецы, и отправишься к матушке Иржене, а она тебе новое тело спрядет, краше прежнего… и судьбу новую положит, счастливую…
…тут ей небось не ее замшелый городишко на три улочки, а Познаньск — столица.
— Мы очень стараемся, — смутившись, ответила королева.