Он сел рядышком и, сорвав розовый бутон, протянул его панночке.
…а все старуха… от полученного гонорара пара монет и осталась; ей же все не можется, целыми днями стонет, плачет, что на склоне жизни вынуждена влачить жалкое существование. И все-то у ней плохо, даром что осетрину намедни уплетала за обе щеки.
В конце концов, какая разница, серое на ней платье или синее?
Стало быть, ложь распознает, во всяком случае, откровенную. Лихослав перстенек прикрыл ладонью, но смущения не выказал.
— Мне жаль, — очень тихо произнесла Евдокия. А в глазах ее несостоявшегося мужа мелькнуло что-то такое… недоброе? Мелькнуло и исчезло.
— Мужики, говорю, шастают. Мне ночью не спалось… решила прогуляться… я-то хорошо дом знаю, не заблужуся, у меня на новые места память ой до чего хорошая! Дядечка завсегда говорил, что мне только разочек пройти надобно…