— А о чем мне думать? — проворчала исключительно из врожденного упрямства. — Об офицерах?
Погладила по кудрям, спугнув притихших ос. Кудри же под нажимом ласковой материнской руки захрустели.
— Если все и вправду так, как вы говорите, — произнесла панна Клементина тоном, который ясно давал понять, что наглой девице она не верит, — то я приму меры, но если ошибаетесь…
…Аленка ведь легкая, светлая, как Ирженина искра, и верит всем…
— Сердце это. — Штатный ведьмак вытащил серебряную баночку, в которую сердце переложил.
Она-то, приземленная, вечно погруженная в собственные, Аленкиному пониманию недоступные, мысли, двигалась сквозь толпу, обходя и суетливых, слегка растерянных приезжих, и грузчиков в синих мундирах дорожного ведомства, и важного полицейского, который больше дремал, нежели следил за порядком. Впрочем, завидев Аленку, полицейский приосанился. И с Евдокией раскланялся, самолично вызвавшись проводить панночек прямиком к вагону, благо «Молот Вотана» уже подали.