— Да разве ж я могла бы? — Евдокия погладила кулончик, который был отвратительно молчалив. — Но дело ведь не за мной, а за Аленкой… видите ли, она влюблена.
Уши Лихослава полыхнули, до того глупыми в исполнении пана Зимовита звучали привычные обороты.
— Там слишком опасно, — сказал он, отпуская Евдокию. — Я не могу рисковать братом.
Он выдохнул и надушенным платочком смахнул с высокого лба испарину.
В Пресветлом лесу умеют управляться со многими болезнями.
Молчание. И что ответить? Ничего. Забыть. Вычеркнуть и этот разговор, и то, что было… а ведь прав, обидели. И эта обида до сих пор жива, свернулась под сердцем черною гадюкой, студит кровь, травит ядом.