— Ночи тихой, — и ставил на подоконник очередную коробку, перевязанную бантом.
— А без халата вам было лучше, — заметил он, присаживаясь в кресло.
— Догогой, — с явным облегчением воскликнула княгиня и, указав не то на унитаз, не то на Евдокию, сказала: — Посмотги, какой кошмаг!
— Отпусти, — сказала Лизанька, в зеленые глаза глядя прямо, с вызовом. Отступаться она не собиралась, — пока космы целые.
— …способность к самоограничению, самопожертвованию…
— Ты, Себастьянушка, — произнес он, когда пролетка остановилась, — вперед особо не суйся, побереги себя… колдовки — они такие… никогда-то загодя не узнаешь, чего от них ждать.