– Фэнико. Это ведь старый соланский? Краснокрыл? – заинтересовалась она. – Фламинго, что ли?
Тэо, в отличие от товарища, окружающая роскошь, ковры, бархат и хрусталь не удивляли. Он выступал не только на уличных площадях, но и в богатых домах, а однажды даже во дворце герцога Треттини, и вдоволь насмотрелся на роскошь, которую считал даже более бесполезной вещью, чем конский навоз. По мнению акробата, позолоченные панели на стенах и чаши, выточенные из горного хрусталя, – это бездумная трата марок обожравшимися золота богатеями. И деньгам можно было бы найти применение намного разумнее и полезнее.
– Сочувствую. – В ее холодном голосе сочувствия не было и на медную монетку.
Паромщица, ее звали Скела, совсем еще молодая девушка с двумя коротенькими косичками и треугольным личиком, на котором выделялись большущие светло-серые глаза, стояла у штурвала и отдавала приказы двум помощникам, присматривающим за хрюлями.
– Это ты мне скажи, мальчик. Я прямо извелась от любопытства.
– С чего бы мне туда плыть? – Она ткнула пальцем в далекую землю. – Это, к твоему сведению, Летос.