— Григорий Осипович, проследите, чтобы товарищей разместили и поставили на довольствие. И еще, — это уже обращаясь к нам, — камуфляж снять, оружие оставить в расположении. По базе передвигаться только с пистолетами, а то люди нервничают. У меня все. Все свободны.
Хм, про Краков-то давно стало известно, но тогда я мог только гадать о целях восстания, а теперь, при взгляде на бумаги, показанные командиром, все становилось на свои места. Ну то есть как становилось… Если что и было понятно, так это полная невменяемость польского эмиграционного правительства, загнавшего своих людей под колотушки.
— Завалим, — тяжело выдохнул он, поудобнее устраиваясь на бруствере.
Ведь чем дольше идет война, тем более и более опытными и знающими бойцами становятся окружающие люди. Я-то хорошо помню, насколько внимательно — открыв рот и растопырив уши — меня слушали окружающие тогда, в сорок первом. Ведь и запуск РС с самодельных станков был для них откровением. Добыча тротила из старых снарядов, дощечка с зарубками — для стрельбы из станкача ночью, подленькое минирование трупов гранатами, да и многое, многое другое в начале войны было откровением.
— Слушая вас, я очередной раз убедился, что вы, товарищ Лисов, не только авантюрист, но еще и ярко выраженный антикоммунист.
— Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться?