Генерал еще раз пристально посмотрел на Марченко и на двух сопровождающих казаков. Что-то ему не нравилось, что-то он такое чувствовал, что не мог воспринимать этого побитого жизнью капитана как простого штабного хлыща.
Николай вздрогнул и уж очень пытливо, с некоторой надеждой в глазах уставился на меня.
Император оставался внешне спокойным, но я увидел, как у него блеснули глаза — он действительно обожал свою семью, и мы давно решили на этом немного сыграть. Краем глаза я заметил, как просветлело лицо великой княжны Ольги, которая искренне любила племянников и племянниц, и как настоящая чистая душа сочувствовала горю своего брата.
— Да нет. Они сейчас с меня пылинки сдувать будут.
— Это всё печатается в русских газетах, которые соревнуются в том, кто больше узнает интересного о новороссах.
— Как вы себе это представляете Канарис? — с подозрением спросил Гиммлер.