– Идите наверх, вас сам Кирилл Мефодьич требует.
– Я же говорю, этот в огне не сгорит и в воде не утонет.
В семье вся женская половина была в тревоге: как к этому отнесется муж. Не удастся ведь все время скрывать от него такое дело.
– Так давайте с вашей тарелки кусок собаке-то кинем.
На следующий день я снова с раннего утра сидел за картиной. Я еще не знал, как отнесется царь к моему творению. Первый ведь на Руси рисовал масляными красками. Купил их, густотертые, за бешеные деньги и сейчас разводил льняным маслом. Конечно, по сравнению с темперными красками это было как день и ночь, и к тому же хоть я не являлся особо выдающимся художником, за мной стоял опыт тысячелетней истории этого искусства. И поэтому я наделялся, что сумею угодить царю.
Но я это только немного из книг знаю. А вот есть у датского короля ученый астроном Тихо Браге, муж, изрядно в этой науке преуспевший. Вот если бы ты его к себе вызвал, он мог бы намного больше рассказать. Насколько я знаю, король датский его очень ценит, но, если сам астроном узнает, что у нас есть такой прибор, как подзорная труба, он захочет к нам приехать. А ведь он еще астролог и алхимик хороший, – закинул я удочку. – Мне кажется, что если ты его своей милостью не оставишь, то будет нам от этого прибыток и от других держав уважение. Веры он христианской, хоть и схизматик, так у нас сейчас таких схизматиков не одна тысяча в Москве обитает.