Когда я через его плечо заглянул в комнату, увидел, что на кроватях лежат мертвые возчики с перерезанным горлом, а у купца в груди торчит рукоятка ножа.
Я вытащил из спирта две иголочки, сделанные златокузнецом, шелковые нити и приступил к работе. Не знаю, на что уж там натолкнулась Лиза, но это явно был не серп, края раны словно рассекли бритвой. Сшивать левую щеку, на которой был неглубокий порез, оказалось просто. Когда же я перешел к носу, стало сложней, потому что ассистента у меня не имелось. Антоха, забрызганный кровью, вылетающей из разреза носа, занимался наркозом. Хозяйка, похоже, вообще находилась без сознания. А я, держа одной рукой кончик носа, аккуратно пришивал его к месту среза. На правой щеке сначала пришлось зашивать кетгутом слизистую и лишь затем саму кожу. Все это дело заняло около двух часов. Надышались мы эфира в тесной комнатенке по самое не хочу, так, что нас и лежа качало. В конце операции я протер семидесятиградусным спиртом шов, и лицо девочки приобрело почти нормальный вид.
Постепенно разговор перерос в обсуждение сегодняшней обстановки вокруг царства, и тут уже мои собутыльники начали спорить между собой, что и как надо делать, чтобы с меньшими усилиями улучшить торговлю. Сам Щелкалов начал с пеной у рта доказывать, что строительство порта у Михайло-Архангельского монастыря даст отличный результат. На что я сказал, что, пока там у нас одни англичане, ничего хорошего не будет. А вот если бы наши государь, бояре и купцы строили там свои корабли и сами ходили в Англию и Голландию под охраной военного флота… Собеседники посмотрели на меня с удивлением.
– Дура, боярин перед тобой, отвечай правильно.
– Точно так говоришь, Сергий Аникитович, не нажил, – затряс он головой.
– Вот лекарь мой Бомелий сказал, что ничего с таким лицом сделать нельзя. А я, когда услышал, что православный с молитвой лицо девичье от раны избавил, решил посмотреть, что ты можешь сделать вот с таким уродством.