Но вскоре крики смолкли, мы с бабушкой слезли с саней и огляделись.
Кузьма в это время сидел над чертежами моего микроскопа и задумчиво вертел в руках пластины бронзы. Мы на некоторое время переключились на проблемы микроскопа, но потом я сказал, что все равно стекол у нас пока нет, так что давай-ка, Кузьма, поразмыслим над самоваром и над подстаканником из серебра, такую вещь царю на стол не стыдно будет поставить.
К нам вышел седой здоровый мужик. Лицо его было изуродовано огромным шрамом, придающим ему несколько демоническое выражение.
Моя Ирина, несмотря на юный возраст, быстро попыталась взять все хозяйство в свои руки и даже отставить моего ключника.
Потом резко встал и, сказав, что на сегодня все, вышел из комнаты. Мне ничего не оставалось делать, как собрать краски, кисти, закрыть портрет холстиной и дать наказ охране караулить – чтобы никто, кроме царя, к картине не подходил.
Я смотрел на два совершенно одинаковых родимых пятна и думал: а ведь все, что я знал про Данилу, я знал с бабкиных слов! А она все время твердила: стану я большим человеком. Может, я ничего не выдумал, а так все случилось на самом деле. Мои размышления прервал Дмитрий Иванович, который прижал меня к себе так, что кости затрещали.