В течение двух часов я тщательно осматривал царя. Тот во время осмотра не молчал, а периодически спрашивал, что я такое делаю и почему раньше никто из врачевателей такого не делал.
Я почти сразу после легкого перекуса грохнулся в постель и заснул мертвецким сном.
– Молчи, дурень, сама знаю, – так же тихо ответила она. – Боюсь я, давно не делала, руки дрожат.
Вот только мельница, которую мы навестили, еще ремонтировалась. Но, как заверили меня мастера, вскоре все начнет работать. Шустрый Лужин нашел трех мужиков, которые вкалывали на такой же мельнице у торопского купца, но у того что-то не заладилось с качеством бумаги, и он вынужден был закрыть дело. Я долго разговаривал с этими бородатыми личностями, они страшно боялись меня, чего-то недоговаривали, но все-таки я понял, что купец делал неплохую бумагу, но вот с соседним боярином в чем-то не поладил, и пошли проблемы, которые решились закрытием мельницы. Я, к сожалению, в этом деле просто ничего не понимал, знал лишь одно: хорошая бумага нужна, а раз нужна, то есть смысл ею заниматься. Но мне оставалось лишь надеяться, что и это начинание будет удачным. Я только рассказал мужикам, что такое водяные знаки, и нарисовал знак, который должен стоять на нашей бумаге.
– Да, великий государь, – собрав все силы, твердо ответил я. – Именно так все и было, должен я лекарскую службу исполнять, раз Господь этого от меня требует.
После обеда к нам привели мужика с жутко распухшей рукой, при взгляде на которую мне сразу стало все ясно – флегмона. Бабушка начала свою песню про деготь, но здесь надо было проводить более радикальное лечение.