– Никакой ты не Даниил, читал я письма воеводы, забыл ты все, эти сволочи тебя опоили до беспамятства и у черта на куличках выкинули. Ну показывай локоть, – и сам стал неловко, торопясь, заворачивать мне рукав.
На шум появилась бабка Марфа, при свете дня она оказалась страшней, чем в землянке. Зубов у нее не было, кроме одного нижнего клыка, который вылезал поверх губы, лицо сморщенное, как печеное яблоко.
Во второй половине дня вся рабочая деятельность в усадьбе возобновилась.
– Нет в этом секрета, великий царь, делал я такое сечение, сейчас и мать, и ребенок находятся в здравии.
– Сергий Аникитович, сегодня же указ напишу. Все, что твоя мануфактура произвела, казна закупает. Чтобы на сторону ничто не ушло. Вот они где все у меня теперь будут. – И царь показал мне немаленький жилистый кулак.
Мне же пришлось выполнять свое обещание о приданом, и будущим новобрачным были отписаны земля в вотчине и деньги на обзаведение всем необходимым. Тем более что по моим замыслам все производство со следующего года должно было располагаться в вотчине, под соответствующей охраной, чтобы ни один любопытный глаз ничего не увидел. А здесь, в Москве, при всем желании тайны было не сохранить. Конечно, при переезде я терял возможность работать врачом и оказывать помощь богатым боярам, но для чего же я старался и готовил лекарей? Ведь это все были мои люди, и, в отличие от художников, за их учебу мне никакая казна не платила. Так что в наполовину опустевшей городской усадьбе можно будет обустроить небольшую больничку уже не для бояр, а для городского люда, имеющего кой-какую деньгу.