– Тогда на день перенесем. Мало, но хоть что-то. Я двадцатого проверю, а ты двадцать первого сдашь.
Рядом с ним все не важно. И нет той силы, которая способна вразумить и заставить выбросить его из головы. Есть только он и никого кроме.
– Сядь, – скомандовал старший, указывая на пустующий диван.
С величайшим трудом открыла глаза, чтобы узнать, что ласковое – это его пальцы, а еще…
– Уже не девочка, – печально призналась я. – И, к сожалению, давно.
– Целый час? Боюсь даже предположить, что вы с этим карандашом делали.