Товарищ Артюхина задумалась, видно было, что предложение ее заинтересовало, ведь до сих пор она стремилась вести пропаганду под девизом «не хуже», а тут возможность перейти к «лучше» и выйти со своим журналом на острие индустриализации. Чем больше она об этом размышляла, тем больше идея ее захватывала, вызывала приятное желание работать.
— Погодь, пойдем, сварку опробуем, — притормозил меня дядька. — В наших машинах она не применяется, но аппарат имеем.
К концу третьего дня контролеры-разведчики собрались подбить итоги. Спорили и ругались до глубокой ночи, народ был на взводе, ибо по всему было понятно, что моторов в этом году нам не видать как собственных ушей. Но, по крайней мере, теперь было с чем идти к руководству завода.
— Какое удобство?! Издеваетесь? Вы бы хоть глушители поставили! Десять-пятнадцать сил роли не сыграют, зато голова болеть не будет! И отопитель заодно! Хорошо хоть из щелей не дует!
Стоящие впереди меня люди обернулись и расступились, желая рассмотреть мою примечательную личность, те, кто был рядом, тоже отодвинулись на шаг, и я, с отвисшей от неожиданности челюстью, остался один в живом коридоре, образовавшемся по направлению указующего перста нежно мной про себя любимого, в самых заковыристых выражениях, ученика.
Это кто у нас тут такой? Неужто Никита Сергеевич, собственной персоной? А внешне очень даже располагающе выглядит. Впрочем, тот, из Вологды, тоже на мокрушника не похож был, а вот с Хрущевым у них сходство определенно есть.