Глядя на нее от противоположной стены, девятнадцатилетний Страйк испытал то же самое чувство, какое в детстве вызывал у него свежий снег во дворе у дяди Теда и тети Джоан. Ему захотелось первым оставить свои следы на этой невыносимо гладкой поверхности, первым потревожить ее и первым нарушить.
Страйк не заинтересовался этими сведениями, которые сам же затребовал, и не похвалил ее за находчивость. Разговор угас в обстановке взаимного недовольства.
— Понимаете, меня накачали обезболивающими. Я перенесла тяжелую операцию. Нет, подробностей разговора уже не помню.
Из рассказов Марлен становилось ясно, что Лула возвела стену между родной матерью и своими друзьями; круг общения дочери оставался для нее тайной, если не считать краткой встречи с Рошелью; все ее оценки и выводы были почерпнуты из газетных материалов, которые она поглощала с жадностью.
— Ги! — в притворном ужасе воскликнула Сиара. — Пошли, Корморан. У меня машина с водителем.
— А она говорила о Даффилде, пока вы… э-э-э… корректировали ей брови нитью?