— …не сообщается, был ли кто-нибудь поблизости, когда она упала…
— Фотки как фотки. Тупо стерты, и все. Говорю же, «чайник» не понимает, насколько сложно скрыть информацию. Думает: нажал Delete — и порядок.
Путь через Гайд-парк лежал по тенистым аллеям и пересекал песчаную дорожку для верховой езды Роттен-роу. В вагоне метро он законспектировал показания девушки по имени Мел и теперь, в кружевной тени парка, возвращался мыслями к фигурке Робин в облегающем зеленом платье.
— Алек запретил мне смотреть, запретил подходить к карьеру. Когда я услышала об этой трагедии, у меня случился обморок. Думала, я этого не переживу. Хотела умереть. Не понимала, как Господь такое допустил. Но время шло, и я стала понимать, что, наверное, получила по заслугам. — Леди Бристоу рассеянно смотрела в потолок. — Вот и сейчас мне, как видно, ниспослана кара. За то, что я их слишком любила. И баловала. Ни в чем не могла им отказать — ни Чарли, ни Алеку, ни Луле. Да, думаю, это кара, потому что все другое было бы невыразимо жестоко, правда? Заставить меня пройти через такое испытание раз, другой, третий…
Это было сказано так спокойно, так веско, что Робин еще несколько мгновений поразмышляла над его словами, прежде чем истолковать их правильно.
— Две уборщицы, полячки. По-английски — ни бум-бум. Ты от них ничего не добьешься.