Можно было подумать, что Рошель застеснялась ненароком слетевшей с языка «матери»: она поджала губы, словно зареклась произносить бранные слова.
Робин покосилась на Страйка, надеясь услышать, из-за чего он месяц провалялся в больнице, но детектив уже думал о другом: он хмуро изучал входную дверь.
— Стало быть, задницу я себе прикрыл, да?
— Боюсь, ничего другого у меня в памяти не осталось. Я рассказала вам все, что помню. Меня только что привезли из больницы. Накачали обезболивающими. Я была не в себе.
Она оставила его присматривать за брошенной на высокий табурет сумочкой. Страйк тупо глядел на хорошо знакомую коричневую, слегка потертую кожу. Обычно секретарша вешала эту сумочку на крючок для пальто в приемной. Страйк дружески улыбнулся коричневому клапану и выпил за его здоровье.
— Да, действительно. Еще что-нибудь интересное было?