Его воображение рисовало не владеющего собой человека, который бросился на Лулу, когда та, хрупкая и прекрасная, стояла в том наряде, который надела к приходу долгожданного гостя. Обезумевший от злости убийца толкал и тащил ее к балкону и в конце концов с неодолимой силой маньяка сбросил ее через перила. Считаные секунды, что она летела вниз, навстречу асфальту, обманчиво укутанному мягким снежным покровом, показались, должно быть, вечностью. Лула размахивала руками, чтобы найти хоть какую-нибудь опору в безжалостном, пустом воздухе, а потом, так и не успев оправдаться, объясниться, дать наказ или попросить прощения, — лишенная тех драгоценных возможностей, что дает любая отсрочка перед смертью, — разбилась о мостовую.