Ради Уордла Страйк решил не утруждать себя французским прононсом.
Бойфренд спешно укрылся в наркологической клинике, а полиция хранила молчание; были установлены все, кто в тот роковой вечер общался с погибшей; материала хватило на тысячи газетных колонок и многочасовые выпуски теленовостей, а та женщина, которая поклялась, что непосредственно перед падением тела слышала шум очередной ссоры, даже прославилась, хотя и ненадолго: ее фотографии, пусть небольшого формата, появились рядом с портретами жертвы.
— Знаю, но мы с Кукушкой прозвали его Счетоводом. Начал я, а она за мной повторяла, когда он ее особенно донимал. Вечно совал свой нос в ее проценты, заставлял из каждого контракта выжимать дополнительные барыши. Думаю, он тебе платит самый минимум, угадал?
— Я никогда не отрицал, что мы с Лулой повздорили.
— Значит, у него был сообщник — на стреме стоял.
Перед домом Люси, в Бромли, стояла кадка с большой магнолией. К концу весны газон вокруг нее будто покрывался мятыми салфетками; но сейчас, в апреле, дерево было окутано пенно-белым облаком восковых, похожих на кокосовую стружку лепестков. Страйк приезжал сюда лишь пару раз: Люси у себя дома вечно дергалась, и он предпочитал встречаться с ней в других местах, лишь бы рядом не отсвечивал ее муж, к которому он относился с прохладцей.