— Это тот самый парень, который заснят камерой видеонаблюдения, — сказал Страйк. — Он бежит прочь от места преступления в ночь смерти Лулы. Во время отпуска он останавливался у своей овдовевшей матери. Потому он и мчался по Теобальдс-роуд. Он бежал к себе домой.
— Как я понимаю, — сказала она, нарушив затяжное молчание, во время которого тайком косилась на босса и разглядывала фотографию дома номер восемнадцать по Кентигерн-Гарденз, — в вашем деле нужно фиксировать каждую мелочь, чтобы ничего не забыть?
Он уединился в ванной комнате, заперся и, прежде чем спустить воду и открыть кран, чтобы не вызвать подозрений сиделки, прочел завещание Лулы Лэндри, нацарапанное на почтовой бумаге ее матери и засвидетельствованное Рошелью Онифад.
— Угу, приду, — сказал он; ему до смерти не хотелось тащиться на этот день рождения.
— Угу, — рассеянно ответил Страйк, изучая фотографию коренастого лысеющего мужчины в костюме и чрезвычайно аппетитной рыжеволосой красотки в узких джинсах.
Улица исподволь сворачивала влево, открывая примерно шесть десятков домов, почти одинаковых, с блестящими черными дверями и короткими перилами по обеим сторонам чисто-белых ступеней, на которых стояли кадки с затейливо подстриженными вечнозелеными растениями. Кое-где виднелись мраморные львы, а также латунные таблички с именами и профессиями жильцов; в окнах верхних этажей светились люстры, а одна дверь стояла нараспашку, открывая черно-белый кафель пола, выложенный в шахматном порядке, картины в золоченых рамах и георгианскую лестницу.