– Совершенно согласна с оданом. Но тогда я ещё ничего не понимала. И когда этот дядька меня схватил – до сих пор запах его махорки помню! – я ему ка-ак засветила между глаз рукояткой ножа.
Наверное, это могло б послужить признаком зрелости его как волшебника – умение безошибочно и молниеносно просчитывать вероятность успеха того или иного заклинания, вот только от подобного умения становилось донельзя тоскливо. Уж лучше слепо броситься в бой, надеясь на удачу, чем холодно подсчитывать шансы, потому что именно с подсчёта шансов начинается путь к «в это я вмешиваться не стану, ведь всё равно ничем помочь не смогу…».
За окнами сомкнулась тьма. Жалкие огоньки нескольких масляных лампадок сиротливо мерцали в подступившем сумраке. Фесс поднялся, аккуратно задул огонь.
Император чуть скосил глаза на свою белую перчатку. Этот вампир подозрительно много знал, а непреложный закон, которому, как ныне понимал Император, следовать более чем необходимо, гласит – кто знает о тебе слишком много, не должен больше никому рассказать. Лишний аргумент в пользу того, чтобы добить злосчастное существо. Мучить его бессмысленно… или же, напротив, в этом более чем много смысла? Откуда ему всё это известно, хотелось бы знать, в частности?..
– Как мэтр Неясыть скажет. Скажет – вниз полезем, скажет – назад повернём, другое место поищем. Я тут путей немало знаю.
Фесс чувствовал, как за его спиной словно бы разворачиваются шеренги его собственных легионов, – и на сей раз его оружием не было мёртвое, ещё мертвее. Боль, страх, ужас конца, провала, когда душа расстаётся с телом, – все, что пережил бедолага-звонарь, обращалось сейчас в полную противоположность самой сути наступающих призраков.