Я кивнула, потом мы долго сидели на кухне и пили чай.
Глаза у них у всех были какие-то стеклянные.
– А еще что утворили, – продолжил Макар Грибович, – третьего дня этот вот, Князем кличут, у птицы, что как жар горит, уволок яйца из гнезда. Уж как управился, сие неведомо, да только теперь сидят горлицы, клюва не кажут из рощи, открыта дорога кровососам в долины заповедные, не убережет, почитай, никто теперь… Горе это, Жар-птица раз в жизни гнездо вьет да детишек в мир приносит… Горе горькое.
– Да-да, знаю, грудь маленькая, попу и пресс качать нужно, да, мне уже говорили, – подтвердила я, стараясь казаться неоскорбленной.
А Стужев перестал кривить губы в едва заметной ухмылке. Понял, видимо, с кем дело имеет.
Он стоял, уже просто держась, а не потирая плечо, и мрачно смотрел на меня.