Сонин едва заметно порозовел от удовольствия и завуалированной похвалы.
– Осенью ты занимался своей работой и во время нее нечаянно подслушал мой разговор с господином Долгиным. Я говорил о том, что в фабричную школу можно принимать детей и со стороны. А недавно ты набрался смелости, дождался, пока я к тебе подойду почистить обувь, и похлопотал за своих младшеньких – в ответ я обещал подумать. Запомнил? Мне стало интересно, и я сам тебя нашел, чтобы дать ответ. Все. Запомни, как «Отче наш», и остальным то же самое говори – понятно?
Александр пренебрежительно помахал рукой, заодно показывая, что начинающий уже багроветь синячище на правом предплечье его абсолютно не беспокоит. Впрочем, так оно и было на самом деле – ушиб больше выглядел страшным, чем был таковым. Ну и высокий болевой порог тоже давал о себе знать, не без того. Когда время от времени на теле живого места нет, все ноет, болит-тянет да щиплет, а надо нормально ходить и абсолютно естественно улыбаться, какой-то там синяк начинает восприниматься как небольшое недоразумение.
Главный «экспедитор» с интересом полистал жиденькую стопочку листов и почувствовал легкий приступ ностальгии. Ночная Варшава, хитрец-букинист, гордый (и тем глупый) упрямец из профессуры, его более сговорчивые товарищи… Каждый из этих людей оставил свой след на сероватой писчей бумаге.
– Предлагаете упразднить саперов, полковник?
Молодой аристократ несколько минут помолчал, после чего утвердительно кивнул – надо.