– Почему? – повторил Курт упрямо. – Пока я не пойму, почему и как, действовать дальше не смогу. Я хочу знать…
– Сурово, – заметил Курт все так же негромко. – Наглядная demonstratio? Мороз по коже, честно… А кельнский обер-инквизитор тебе, часом, не родственник? Знаешь, на миг даже возникло чувство, что я у него в рабочей комнате; или это у всех с возрастом вырабатывается привычка орать на сослуживцев? Неужели и я так же буду? Представить страшно.
– Dissolvisti vincula mea… – пробормотал Курт растерянно, опасливо выходя следом. – Amen, что бы это все ни значило…
– Ставить опыты на Господней милости – дело неблагодарное, Гессе. Хотя, следует признать, мне сей опыт удался… Присоединишься к обеду? Не люблю есть в одиночестве.
Когда пригнулся последний палец, сжавшийся кулак рывком опустился, дав отмашку, фон Вегерхоф ударил по двери ногой, распахнув ее настежь, и Курт сорвался с места, подтолкнув замешкавшегося фогта в спину.
– Именно; я потому и не сказал вам ничего вчерашним днем – тогда ведь все говорили, что кровососу каюк.