Ставни скрипнули, распахнувшись, и Курт прикрыл глаза, глубоко вдохнув, словно вобрав в себя пробивающийся сквозь остатки ночи солнечный свет. В эту ночь стало казаться, что тьма вечна, что миновал уже не один день, и утра не бывало и не будет никогда…
– Оказываю помощь следствию, – пояснил стриг благодушно. – Полагаю это своим долгом как добропорядочного горожанина и верного католика… Не обращайте на меня внимания. Я вам не помешаю; если, разумеется, вы не станете делать глупостей.
– Есть в нашей жизни то, о чем хотелось бы знать больше. Согласен, многим не любопытно ничто, кроме нужного на сей день, нужного для жизни, пропитания и не более… Но все это приходит потом. А детьми – мы спрашиваем у матери, почему бегут облака, пенится вода у мельницы, отчего зимою не бывает дождя и что скрывается там, за дождем и облаками. Жизнь вынуждает нас вскоре начинать думать о другом – о всходах, ценах, хозяйстве – но кое-кого из нас все еще продолжают занимать вопросы «что» и «почему».
Повозка замедлила ход, и Курт выпрыгнул из тесного сумрака первым, позабыв попрощаться.
– Очень мило, – отметил он. – Мою тетушку звали Ханной… Так вот, Ханна, ты так хорошо начала, не порть все, ладно? Как ты думаешь, почему я здесь? Я уже многое и без тебя знаю, понимаешь?.. Ведь с господином фон Люфтенхаймером творится что-то неладное, и мне это известно, и здесь я для того, чтобы разобраться, что именно. Если не хочешь навредить хозяину, если хочешь ему помочь – лучше говори все, как есть; все, что знаешь и что всего лишь слышала от других. Так как он пережил их отсутствие?