Конрад стоял неподвижно и молча, глядя в пол у своих ног, поджав губы и дыша осторожно, словно бы боясь обжечься холодным подвальным воздухом; прозрачные, точно восковые, пальцы сжались в кулаки, с бессильной злостью рванув цепь на себя.
– Вы все сговорились, что ли? – чуть повысил голос Курт. – Это, по-вашему, остроумно?
– Похвально, – усмехнулся Курт, и парень болезненно покривился. – Итак, это было прежде. Что случилось этой ночью? К тебе снова пришел тот старик?
– Потому что разговор у нас с тобою пойдет серьезный, Готтер, – пояснил Курт, стараясь отмерять слова и тон осмотрительно и тщательно, словно дорогостоящую пряность. – Но вначале – самое главное: спасибо. Я благодарен за все, что ты для меня сделала, и не забуду этого никогда.
– Я сказал – нет, – повысил голос он. – Помолчи.
– Эберхарт! – внезапно замерев, повысил голос фон Вегерхоф, распрямившись, и Курт обернулся на фогта, застыв неподвижно на месте.