– Простите, – проговорил владелец с надменной неохотой, попытавшись отдать письмо обратно. – Я не желал бы показаться невежливым, однако хочу заметить, что подобные действия не входят в число моих обязанностей как держателя постоялого двора. Я не знаю, где вам доводилось служить до сего дня, и вы, наверное, превратно себе представляете, каково положение вещей в порядочных заведениях.
– Я не знаю, – не сразу отозвался тот. – Действительно не знаю. Возможно, на третьем этаже. Если смотреть со двора, то видно, что там окна с решетками. Я бы запер там.
– Для чего он вам, в самом деле? – тихо спросил Келлер, пока они вновь спускались вниз. – Если он соучастник…
– Напрасно ты дал мне уснуть. Потеряли время.
– Теряешь хватку, – пояснил он, выдавив из себя улыбку, и невольно отступил, втиснувшись в стену за спиной, пытаясь хотя бы не отвести взгляда, когда горящие глаза приблизились.
– Меня более смущает иной вопрос, – тихо вклинился Эрих, все так же не поднимая глаз от стола, и старшие удивленно умолкли, обернувшись к нему. – Можно что угодно говорить об этих людях, почитать их кем угодно, хаять… Однако до сих пор мне не доводилось слышать, чтобы кто-то был казнен… убит Фемой безосновательно. Всякий, кто принял смерть от ее рук, что-то сделал – что-то недостойное. Я не хотел бы порочить память усопшего фон Шедельберга, но, коли уж он попал в число осужденных ею, стало быть – имел какой-то порочащий грех на душе.